Дина Годер о Большом Фестивале Мультфильмов
Дина Годер — программный директор Большого фестиваля мультфильмов.
Восьмой Большой фестиваль мультфильмов прошел с 30 октября по 10 ноября 2014 года в Москве. Главный приз в блоке «Премьеры» достался Константину Бронзиту и его работе «Мы не можем жить без космоса», а первым среди «Победителей» стал французский аниматор Эрик Моншо, представивший мультфильм «Маленькая кастрюля Анатоля».
Festagent поговорил с Диной Годер о сходствах и различиях российских и западных фестивалей анимации, о судьбе аниматора в нашей стране и о Большом фестивале мультфильмов: его проблемах, конкурсной программе и зрительском интересе.
Большой фестиваль мультфильмов — крупнейший международный смотр анимации в России. Он открывается в Москве в дни осенних школьных каникул и в течение года проходит в нескольких российских городах.
У Суздальского концепция очень внятная — это просто показ всего русского кино. Поскольку в последнее время его стало много, то это показ именно профессионального, нормально сделанного кино. Задача жюри — выбрать из него хорошее. В общем, это показы для профессионалов, зрителей там не очень много. Большой фестиваль мультфильмов принципиально сделан для публики, и отбор идет совершенно другого рода. Он абсолютно авторский. Есть программный директор, и он отбирает то, что считает нужным, профессиональным, что ему нравится. У нас два программных директора: я и Маша Терещенко. Я отвечаю за русское кино, а Маша — за зарубежное, хотя это разделение мы часто нарушаем. Так собирается конкурсная программа, и у нас задача именно просветительская, чтобы зритель увидел фильмы.
Суздальский фестиваль не может работать долго, так как у них срок сдачи фильмов до Нового года. Их задача — сделать как можно более широкий показ. Я думаю, за месяц они все отсматривают, даже быстрее. Я у них была пару раз экспертом, но не помню, честно говоря, сколько времени мы смотрели; кажется, недели три. Мы работаем по-другому: смотрим весь год, потому что у нас много программ, ретроспектив, и люди, которые их собирают, задолго готовятся.
Есть три основных блока: премьеры (всё лучшее российское кино, что я видела в Суздале, плюс те фильмы, которые созданы после него), победители и практики. Программу фильмов, победивших за прошедший год на мировых фестивалях, собирает Маша [Терещенко]. Это не только то, что она считает лучшим, но и то, что уже как-то признано. В последнее время она, правда, стала от этого понемногу отходить и ставить отдельные свежие фильмы, которые и победить еще нигде не успели толком. Есть также несколько программ, посвященных фильмам отдельных стран, студенческие фильмы, ретроспективы русских или зарубежных звезд, архивное кино, спектакли, довольно много детской анимации. на 2 с половиной часа, русской анимации для взрослых. Обязательно делаем программу IN MEMORIAM, посвященную людям, связанным с русской анимацией, которые умерли в этом году.
И последний блок — это различные практики. Уже несколько лет мы делаем «Фабрику мультфильмов»: приглашаем молодых режиссеров и аниматоров, выстраиваем что-то вроде фабрики из картона, и они три дня подряд, с утра до вечера, работают с детьми в разных техниках: компьютер, 3D, сыпучие, перекладка, меловая, «Лего». Или, наоборот, абсолютно профессиональная история, «Анималаб»: приглашаем 20–25 студентов из разных стран, они делятся на несколько групп под руководством известных режиссеров и снимают за несколько дней короткие фильмы, которые мы потом показываем на закрытии.
Фестиваль — это вещь некоммерческая, на фестивали нужны деньги. Рассчитывать на то, что продажа билетов покроет все расходы, не приходится, поэтому деньги нужно искать. С залами тоже сложная ситуация, причем даже в Москве, потому что все основные залы принадлежат сетям. А киносеть не стремится рисковать и освобождать сеанс на что-то неведомое.
В больших приличных городах есть обычно дом кино или какой-нибудь кинотеатр, где проводят иногда фестивали. Но он такой один. Чтобы провести торжественную церемонию, нужен большой зал, а кинотеатры не хотят жертвовать прибыльными сеансами в таких залах.
Интерес безусловно есть. Мы сами учимся в процессе и понимаем, что лучше пойдет, а что хуже. Понятно, что массовый зритель жесткое изображение не любит. И когда на фестивале в Красноярске прошла большая программа к двадцатилетию студии «Пилот», выяснилось, что мы не рассчитали. Казалось бы, каждый знает эту студию, но мы показали не только «Пластилиновую ворону» и другие известные фильмы, но и кино художественно интересное, непривычное по изображению. Эта программа шла в большом зале, и было много недовольных. «Что вы нам показываете?! Это уродство!» Это уже вопрос к нам, мы сами должны понимать, что показывать в большом зале, а что в малом.
На сложную программу в Москве можно набрать большой зал, в Красноярске он будет гораздо меньше, а в Екатеринбурге зал будет среднего размера. Когда делали фестиваль в Воронеже, мы рассчитывали, что там много молодежи, и какие-то сложные вещи могут пойти. Но сразу они не пошли, хотя интерес к сложным программам постепенно растет. Людям просто нужно объяснить, и на следующий год они уже с интересом идут, они готовы смотреть.
Подход в плане выбора у нас волюнтаристский, то есть мы с Машей выбираем то, что считаем качественным, достойным по какой-то причине. Причины могут быть самые разные: идеально сделана анимация, что-то еще по профессии сделано хорошо, классный сценарий, дико важная тема. Наша задача — объяснить людям, почему им полезно это посмотреть. А там, где выбирают селекционные комиссии, идет всё время серьезный спор индивидуальностей. Я дико сочувствую людям, которые в этом участвуют. Если вкусы очень разные, то очень часто наверх вылезают «середнячки», то есть идет протестное голосование. В Суздале, например, в последнее время приглашают людей разных специальностей, не из области анимации, в жюри. И это, конечно, чревато…
С одной стороны, в этом есть резон. У анимационных людей глаз страшно замылен. Им так важно собственно искусство, мастерство, что они очень часто не видят каких-то свежих вещей, сделанных иногда даже специально неправильно, грубо, резко. Им кажется, что это ужасно, некрасиво, неприятно, так делать нельзя. А люди со стороны… Недавно были в жюри Боря Хлебников, очень хороший режиссер игрового кино, и Саша Маноцков, композитор. Они понимают, что всё можно, нет необходимости никакой в красоте, но как только они видят, скажем, кино специально детское или с красивой картинкой, у них идет отторжение. И даже если кино сделано действительно изящно, тонко, хорошо придумано, режиссерски хорошо разыграно, они этих деталей не понимают. Абсолютно, принципиально другой подход. Остается договариваться внутри жюри, и результат мы видим, например, на «Нике» или на вручении «Оскара»: побеждают среднестатистические, скучные, умеренно сентиментальные фильмы. Выбирают из приятной картинки, из знакомых имен.
Круг анимационный ужасно узкий. Не знают только тех, кто вступает в профессию, студентов и дебютантов. Им остается надеяться на то, что они сняли такое кино, которое люди увидят и сразу оценят. А так все всех знают и знают, от кого что ожидать. Разумеется, если фильм присылает какой-то известный человек, например, Костя Бронзит, даже если его кино неудачное, всё равно интересно, что он снял. Или Теодор Ушев, интеллектуал, любит сложный монтаж и дико мелкую нарезку, его кино непонятно, но очень важное и сильное. Отборщики не будут смотреть пять раз его работу, чтобы понять, а просто возьмут, если фестиваль любит такого рода фильмы.
Все мы знаем, что отборщики почти никогда не смотрят кино до конца, особенно длинное.
Посмотришь минуты три — уже понятно, стоящее это кино или нет.
Считается, что есть четыре основных фестиваля анимации: в Загребе, Анси, Оттаве и Хиросиме. На них присылают фильмы одни и те же люди. И мы видим, например, что на один фестиваль какой-то фильм даже не отобрали, а на втором он взял гран-при. То есть подходы абсолютно противоположные. На фестивале в Загребе кино более авторское, сложно построенное, с нестандартной графикой, часто содержательно сложное, иногда достаточно депрессивное. А в Анси, который превратился в Канны, любят кино заводное, веселое и очень эффектное, зрительское. Хотя эти зрители — профессионалы, в большинстве своем это молодежь. Туда приезжают студенты всех европейских школ анимации. Если фильм им нравится, то зал просто ревет от восторга, а если кино сложное и мрачное, то они уходят пачками. Например, кино братьев Квай или Прийта Пярна длинное, непонятное, и в зале в Анси никого не остается; естественно, это не может не влиять на жюри.
На фестивале в Хиросиме ужасно любят кино с историей, чтобы был рассказ. Поэтому они довольно много отбирают русского кино в программу, которое получает в дальнейшем призы. Французы, да и европейское кино в целом, постепенно отходят от этого. Появляются фильмы, в которых нет сюжета, который можно пересказать; они не обязательно абстрактные, просто построены на анекдотах или каких-то отдельных приемах. На самом деле, это симпатично, что фестивали разные. Потому что иначе у нас одни и те же пятьдесят фильмов ездили бы с одного фестиваля на другой и собирали призы.
Фестиваль приносит пользу, если режиссер на него едет. Я считаю, что это неоценимый опыт, контакты с коллегами. Но в нашей стране всё очень странным образом происходит. У нас человек, получивший призы на фестивале, имеет гораздо меньше бонусов, чем в любой другой стране; знакомства работают гораздо лучше, чем величие. Например, Костя Бронзит не мог несколько лет получить финансирование на свое кино, хотя он, казалось бы, оскаровский номинант, и понятно, что он плохо не сделает. А есть люди, делающие кино, которое никто потом не увидит, потому что его позорно показать. Это говорит о том, что продюсеры этих неведомых людей имеют хорошие связи.
На Западе же наоборот. Как только твое кино получило важные премии, шансы, что тебе дадут денег на следующий фильм, сильно растут. Кино, о котором я говорю, — короткий метр, вещь абсолютно некоммерческая. Поэтому ты можешь рассчитывать только на деньги государства, фондов или грантов. Чем больше у тебя фестивалей прошло, чем больше фильм получил призов, тем больше шансов на то, чтобы снять следующие фильмы. Хотя у нас в последнее время фестивальная история режиссера тоже стала учитываться как дополнительный плюс, другие резоны, к сожалению, пока перевешивают.
Рано или поздно все начнут выкладывать свои работы в Интернет, я надеюсь. Но это уже потом, а сначала все хотят показаться на фестивалях, потому что большой экран — это совершенно другое, особенно для авторского кино. Большое значение, впрочем, имеет художник и технология. Например, фильмы Александра Петрова бессмысленно смотреть на маленьком экране; много таких фильмов, сделанных с невероятными художественными тонкостями и сложностями. А есть фильмы, которые можно показывать в любом размере. Это обычно какая-нибудь история, что-то простое. Если главная прелесть в концепте, то изображение не обязательно растягивать на большой экран. У Дэвида О`Рейли шикарный концепт, он и на маленьком экране нормально смотрится, поэтому он и живет в Интернете. Но сначала всё равно идет фестиваль. Чтобы попасть на столетние фестивали, ты не выкладываешь свой фильм в сеть, потому что иначе его просто могут не взять. Обычно для режиссеров все-таки важно, чтобы их оценили профессионалы.
Конечно, есть люди, которые выкладывают сразу в Интернет и вполне довольны тем, что тысячи или миллионы людей смотрят и лайкают. Когда лайки идут на миллионы, это уже начинает работать так же, как фестиваль. Потому что если ты так крут, то к тебе обращаются работодатели.
Во-первых, есть запрос на детское кино, а просто авторских фильмов, не для детей, очень небольшое количество. Как я понимаю, сейчас ценится что-то типа научпопа, то есть познавательное кино. Поддерживается также кино дебютантов, и вот там уже не смотрят, детское оно или нет. Патриотические фильмы норовят снять, явный интерес есть к религиозной тематике, который поддерживает в большей степени церковь, хотя и государство тоже. Но самое ужасное, на мой взгляд, не эти требования, хотя они бывают ужасно глупые, а то, что никто не проверяет результат. Деньги дали на фильм — одна штука, получили фильм — одна штука, а что там, вот в этой одной штуке, принимающим неведомо. Никакого профессионального контроля нет. Условно, может быть, считается, что контроль идет по тому, пригласили ли фильм на фестивали. Но я, честно говоря, абсолютно уверена, что нет такого фильма, который, если его активно рассылать на фестивали, вообще никуда не возьмут. Вопрос только в активности продюсера и согласии его вкладывать деньги в эту рассылку.
У меня были ситуации, когда мы просили студии показать, что они сняли за год, потому что на фестивалях мы не видели ничего. Они без стеснения присылали фильмы… я считаю, что если бы какой-нибудь профессионал, который занимается проверкой, смотрел бы их, то на следующий год этой студии не надо было бы давать ни копейки. Потому что 25 минут невнятного шевеления на экране, которое можно за две ночи сделать, — это чистая отмывка денег. Я не говорю о неудаче. Неудача вещь нормальная, у всякого может случиться. А то, что у нас происходит, — это криминал.
Как только выясняется, что многим людям нравится то, что ты делаешь, к тебе обращаются заказчики, а они — это реклама, прямой заработок. Если твое кино прошло отлично на авторских фестивалях, если видно, что оно сделано продуктивным способом, на тебя падают производители сериалов, и ты будешь делать дальше сериалы в той манере, которую ты разработал как автор, но более упрощенной. А продажа на каналы типа ivi.ru, где платят за просмотр, ничего не отбивает.
Чтобы продать фильм на Запад, должно быть много часов анимации, у нас вся страна столько не производит. У нас вещь, которая называется сериалом — это 15-20 серий против 200 серий на Западе. Продались у нас только «Смешарики». Это единственное российское кино больше 100 серий. Если вы посмотрите сериалы, которые к нам на Суздаль приезжают, то готовых серий будет всего 10, 15 или 20. У кого 20, тот считает, что он страшно продвинутый. Но это продать невозможно в таких объемах. Единственное, что можно сделать, — всем объединиться. Правда, сложно людей, которые занимаются бизнесом, заставить объединиться; каждый же считает, что другой его обжулит.
Вообще, намного дешевле сейчас делать не в России. «Смешариков», между прочем, давно в Китае делают. Люди разрабатывают персонажей, пишут сценарий, рисуют анимацию на таком уровне, лэй-аут, а дальше все идет к китайцам. Мы и сами так же работали, когда в 90-е годы сидели и «строгали» для западных фильмов, чтобы не умереть с голоду. Студия «Пилот» и те студии, которые не умерли, жили за счет того, что снимали для других. Снимают там, где дешевый рынок; в Индии, мне рассказывали, огромнейшие сараи, где сидят рядами индусы и «строгают».
Интервью: Евгений Синева, подготовил Иван Бутенко
Читайте также: